ТРУДНОСТИ
ПРЕОДОЛЕННЫЕ И НЕПРЕОДОЛИМЫЕ

(Пьеса "Софья Ковалевская" братьев Тур в театре им. Т.Г. Шевченко)

Живут в одной комнате мужчина и женщина. Он любит ее, но убежден, что взаимности нет. Она, в свою очередь, любит его, но также считает свои чувства неразделенными. Он страдает. Она, естественно, не меньше. Проходят не дни, не месяцы, но годы, а ни ему, ни ей не приходит в голову поговорить три минуты по душам и исчерпать, таким образом, недоразумение. Все же, в конце концов, объяснение происходит и ширма сим­волически разделяющая "его" с "ней", наконец, убирается...

Что это — содержание переводного водевиля?

Муж и жена, оба — люди интеллигентные, испытывают ма­териальные затруднения. Им хочется жить получше, но сред­ства не позволяют. Подворачивается сомнительный делец и предлагает вместе затеять пахнущее аферой предприятие. Они соглашаются. Дело кончается плачевно: "компаньон" высасы­вает все средства супругов, заставляет их влезть в неоплатные долги и окончательно запутаться. Муж кончает жизнь само­убийством, жена в отчаянии...

Как будто похоже на сюжет "жестокой" мелодрамы.

Так ли это?

Пьеса, написанная братьями Тур, претендует на значитель­но большее. Драматурги решили рассказать советским зрите­лям о жизни и замечательной деятельности славнейших пред­ставителей отечественной науки — выдающейся женщины-математика Софьи Корвин-Круковской и ее мужа — гениального русского палеонтолога Владимира Онуфриевича Ковалевско­го. Задача благодарная и благородная. Именно это, очевидно, и привлекло театр имени Шевченко, как и ряд других театров стра­ны, к пьесе братьев Тур. Но, между тем, мы, ничуть не утрируя, добросовестно изложили выше две основные сюжетные линии "Софьи Ковалевской". Все остальное — это почти не связанные с действием декларации и монологи, пышные фразы о величии русской науки, весьма посредственные остроты.

Видимо, братья Тур побоялись, что зрителя не заинтересует "скучный" рассказ о главном в жизни Ковалевских — их науч­ной работе, их беззаветном доблестном служении отчизне. По­забыв о том, что исторический деятель интересен потомкам пре­жде всего своим деянием, драматурги построили свою пьесу на бытовых мелочах, ненужных (и вдобавок не соответствующих истине) интимных подробностях, выдуманных мелодраматиче­ских ситуациях. Хотели этого братья Тур или нет, но в их пьесе нет настоящих Ковалевских — смелых пионеров науки, патриотов и демократов. Их вытеснили пресловутые "он" и "она".

Давно шевченковцам не приходилось сталкиваться со столь неблагодарным драматургическим материалом. Трудности вста­ли перед режиссером-постановщиком Л.Дубовиком и занятыми в спектакле актерами поистине громадные. Коллектив знал и хотел передать повесть о жизни Ковалевских, какими они были в дей­ствительности, а ставить им предстояло сочиненную братьями Тур неправдоподобную историю. Только сравнив спектакль шевченковцев с текстом пьесы братьев Тур, можно по заслугам оце­нить всю значительность проделанной театром работы. На этот раз театр был не "соавтором" драматургов, но во многом реши­тельно и резко поспорил с ними. Шевченковцы не только убрали из пьесы много пошлого и ненужного, не просто решительно пе­ренесли акцент с интимной линии сюжета на общественную, но ряд эпизодов создали словно заново. И ко всему лучшему, что есть в нашем спектакле, братья Тур ничуть не причастны. Это сделано театром и только театром.

Таков, прежде всего, Владимир Ковалевский, показанный Д. Антоновичем. Артисту удалось оставить в тени, сделать почти незаметною выдуманную и выпяченную авторами на первый план историю любовных томлений героя. Ковалевский — Антонович — это воплощенная скромность, удивительная простота, истинно русская чуткость и отзывчивость. Ничто не кажется в этом человеке нарочитым, подчеркнутым, искус­ственным. За внешней нерешительностью и робостью своего Ковалевского артист дает почувствовать благородство и силу души героя. Не вина исполнителя, что в пьесе почти ничего нет о Ковалевском — самостоятельном и выдающемся русском ученом. Все в его жизни в спектакле сосредоточилось на од­ном — помощи, поддержке, воспитании таланта Софьи. Впро­чем, может быть, именно это и заставляет зрителей поверить, что героиня пьесы — действительно незаурядная натура. Иначе она не смогла бы завоевать и удержать такого обаятельного и цельного человека, как Ковалевский — Антонович.

Неожиданно сильно прозвучала в спектакле важная тема, которая в пьесе лишь декларируется. Герои братьев Тур часто говорят о препятствиях, которые вставали на пути Ковалев­ской и других ученых, но эти разговоры производят впечатле­ние некоего публицистического довеска к мелодраматическим коллизиям пьесы. Режиссура сумела найти образное и впечат­ляющее решение этой темы в сцене приема у сенатора (арт. В. Мизиненко). Несколько гротескная манера исполнения здесь вполне оправдана. В этом эпизоде художнику В. Греченко уда­лось создать зрительный образ сцены, хорошо выражающей режиссерскую трактовку. Кстати, в оформлении "эпиграфов" к картинам, изображений на экране перед занавесом художник прибегает к слишком прямолинейной символике. Право, пере­нумерованные цветы в газоне — весьма наивное вступление к немецким сценам.

Выходит из тесных рамок пьесы и образ профессора-немца Шведлица в исполнении М. Покотило. Это злой, уничтожающий памфлет на псевдонаучность, злобный и трусливый эгоизм лю­дишек, вершивших судьбы казенной науки. Один Шведлиц — Покатило во стократ больше помогает понять и почувствовать удушливую атмосферу, в которой задыхались подлинные талан­ты, чем бесконечные сентенции на эту тему, вложенные авто­рами в уста других персонажей.

Так театр в этих и ряде других эпизодов, сцен, образов ак­тивно преодолевает недостатки и ошибки пьесы, многое созда­вая заново, по-своему. Но далеко не все в произведении брать­ев Тур поддается исправлению, изменению, далеко не все трудно­сти, вставшие перед шевченковцами, были преодолимы.

Нет в пьесе образа подлинной, исторической Софьи Кова­левской, нет в ее ситуациях и возможностей сколько-нибудь плодотворно "исправить" эту роль. Поэтому не смогла увен­чаться успехом работа В. Чистяковой.

Белинский как-то писал, что он не верит таланту тех акте­ров, которые могут играть хорошо плохую роль. Высочайшим достоинством гениального Мочалова считал он его поражение в кровавой мелодраме, которую сделал из шекспировского "Отелло" драмодел-ремесленник Дюсис. И неудача В. Чистя­ковой — Ковалевской в данном случае является только серьез­ным и очевидным обвинением драматургам: роль центральной героини их пьесы написана и плохо, и ошибочно.

Ничего не мог поделать театр и с образом мелодраматиче­ского злодея-любовника Ардатова (арт. С. Кошачевский). Не­зачем и не за что упрекать актера: он сделал все возможное. И здесь зритель вправе воскликнуть — "Автора!"

Фальшивы все ситуации пьесы, связанные со строительст­вом бань. И как бы выразительно и броско, с запоминающи­мися мимическими деталями ни исполнял М.Кононенко роль "чумазого" — банщика Пигалкина, мы не можем отделаться от впечатления: этого не было! Этого не могло быть! Это унижа­ет, опошляет Ковалевских!

Спектакль театра имени Шевченко интересен. Он еще раз говорит о больших возможностях коллектива, о его способно­сти творчески, активно, смело работать над современной дра­матургией. Но заслуживала ли такой работы малохудожест­венная и во многом неверная пьеса братьев Тур? Стоило ли тратить столько усилий и энергии на преодоление трудностей? Нам кажется, что нет...

28 июня 1948