Д. с. 243 – 244.

В Президиум Верховного Совета СССР от з/к Лившица Льва Яколевича 1920 г. рождения, осужденного по статье 58-10, ч. 1. сроком на 10 лет, начало срока – 8 апреля 1950 г.

Осужден решением Особого Совещания при МГБ СССР от  4 октября 1950 г.

Жалоба от 4 апр. 1953 г.

Решением Особого Совещания при МГБ СССР от 4 октября 1950 г. я осужден на 10 лет заключения за антисоветскую агитацию.

Обстоятельства моего дела следующие.

30 ноября 1949 г. бюро Харьковского обкома КП (б) У исключило меня из партии за то, что якобы в моих театральних рецензиях на спектакли харьковских театров были антипатриотические высказывания. Считая это неправильным, не соответствующим тому, что я действительно писал и публиковал в печати, я обжаловал решение бюро обкома в Партколлегии при ЦКП (б) У.

Когда в марте 1950 г. я был вызван в Киев, в Партколлегию при ЦКП (б) У, то помощник члена Партколлегии Дружинина заявила мне, что в материалах дела нет фактов, подтверждающих мою виновность перед партией, что исключили меня из партии неправильно. Для объективного разбора дела Партколлегия запросила характеристики моей деятельности у ряда известных деятелей искусства и литературы УССР.  То самое время, когда эти запросы стали поступать в Харьков, когда стало ясно, что решение бюро обкома будет отменено Центральным комитетом КП (б) У, в этот самый момент я был арестован Управлением МГБ по Харьковской области.

Мне было предъявлено обвинение в антисоветской агитации по статье 54-10 ч. 1. УК УССР.

В течение всего следствия мне не было предъявлено ни одного факта, ни одного конкретного обвинения, ни одного конкретного свидетельского показания, которые в малейшей хоть степени указували, что я когда-либо занимался антисоветской агитацией. Из протоколов дела видно, что что даже те 6 свидетелей, которые были допрошены, заявили, что никогда, никаких антисоветских высказываний от меня не слышали.

Следствие велось пристрастно, с нарушением процессуальных норм. Так, по окончании следственное дело мне не было дано для прочтения полностью, в готовом, подшитом виде, несмотря на то, что прокурор Маршев специально дал указание следователю дать мне прочитать все дело, а не отдельные листы. Свидетели, знающие меня продолжительное время по совместной работе и являющиеся известными деятелями литературы и искусства (лауреаты Сталинских премий), не были допрошено, хотя я на этом настаивал. Не была создана объективная экспертиза из специалистов, которая бы проанализировала все мои напечатанные статьи и установила бы их подлинную идейную направленность. Вместо этого, несмотря на мой протест, экспертизу 3 (из шестидесяти!) моих рецензий поручили некоему Плетневу (преподавателю Харьковского театрального интститута), который имел со мной личные счеты, ибо я критиковал его преподавательскую работу.

Жалобы, которые я писал из харьковской тюрьмы № 1 до вынесения решения Особым Совещанием, никуда не отправлялись, так как они могли раскрыть действительную сущность моего дела и я был бы реабилитирован. Никакого ответа на свои жалобы я по сей день не получил.

Я нахожусь три года в заключении, не зная, за что. Ведь никакой антисоветской агитацией я не занимался. Наоборот, вся моя жизнь – жизнь человека, выращенного Советской властью, неразрывно связана с жизнью родины и партии. С 1939 года я был кандидатом в члены ВКП (б). На третий день Отечественной войны я добровольцем ушей на фронт с последнего курса университета. На фронте вступил в 1941 г. в члены партии. Почти всю войну я пробыл в действующей армии. Дважды контужен, омел правительственные награды. После войны я окончил аспирантуру Харьковского университета. Был кандидатом в члены Союза Советских писателей.

Такова моя жизнь. Советская власть дала мне все.

Почему же меня зачислили в число антисоветских людей и осудили?

Осудили, к тому же, применив максимальную санкцию (10 лет) по данной статье. Разве я виноват, не прав в том, что что добивался справделивости, восстановления меня в партии, - а это означало признание неправоты некоторых людей из тогдашнего состава бюро Харьковского обкома КП (б) У.

Не поэтому ли Харьковское управление МГБ арестовало меня?

Я ображаюсь к Вам с твердым сознанием, что я неповинен ни в какой контрреволюционной деятельности.

Прошу одного - дать указания соответствующим органам об объективном и беспристрастном разборе моего дела, как это предусмотрено советскими законами.

Я глyбоко убежден, что я был осужден только вследствие неправильного освещения моего дела перед Особым Совещанием Харьковскими следственными органами. Я глубоко убежден, что пересмотр моего дела вернет меня в семью честных советских труженников, к которым я всегда принадлежал.

г. Челябинск, п/о 17, п/я 103 II обл. больница